Издревле связанные с землёй ("Что сильнее всего на земле? - Земля" - сетоская загадка) сето сохранили многие архаические обряды и верования. Аграрная и скотоводческая магия даже в конце XIX века не утратила для крестьян-сету своего первоначального значения.
Земледельческие обряды сосредоточились вокруг важнейших периодов аграрного календаря: вывоза удобрения на поля (навозница), пахоты, посева, жатвы, обмолота. Главной целью магических ритуалов было обеспечение будущего урожая, здоровья и силы всех занятых в производственном процессе людей и животных.
При помощи обряда человек устанавливал особый гармонический резонанс между собой, совершающим действие, и стихией - землёй, тем объектом, на который это действие было направлено. Не случайно, начало и конец всякой работы отмечали трапезой на поле. По обычаю, участников навозницы, а на следующем этапе - пахаря и боронителя, одетых в белое, - обливали водой. Пахарь перед началом работы съедал ритуальный хлеб оратая, хлеб также скармливали перед пахотой и лошади.
При вспашке и посеве выходили на поле с освящённой вербой, которую втыкали в землю. Первые сжатые колосья несли к иконе. В конце жатвы обматывали соломой серпы. Вышеперечисленные действия совершали хлебопашцы Прибалтики и России, но были у сету также и особые, уникальные обряды, более нигде не встречающиеся. Например, сето втыкали в капустную грядку головешки из Иванова костра, ссыпали под последние колосья крошки от еды и искали меж колосков насекомых: приползут или нет? Кормили собаку первой лепёшкой из нови, муки нового помола.
В течение многих столетий в приграничных районах эстонской и русской земель проживал народ сето, этническая история которого до конца еще не раскрыта.
Впервые о сето в 1815 году написал немецкий путешественник Христиан Нест Шлегель. Великий эстонский поэт и ученый Ф. Р. Крейцвальд высоко оценил самобытную культуру сето, призывая собирать и изучать их напевы и сказания. Исследователем сетусского фольклора стал Я. Хурт, опубликовавший три тома «Песен сето».
Исключительное местоположение земли сето (Setomaa) наложило отпечаток на всю историю этого народа. Издревле сето мирно соседствовали с русскими и эстонцами, их поселения располагались черезполосно.
Сето — земледельческий народ. Его культуре присущ патриархальный уклад. Они выращивали зерновые культуры, лен, разводили скот. Немалое значение в домашнем производстве имели обработка льна, прядение, ткачество. В значительной степени хозяйство сето носило натуральный характер. Особую роль в их истории сыграл Псково — Печерский монастырь. В XVI веке сето приняли православие, народные предания связаны с деятельностью печорских миссионеров, особенно преподобномученика Корнилия. Однако в народной культуре сето христианские элементы тесно переплелись с языческими. Это отразилось как в повседневной жизни, так и в фольклоре. Сето до сих пор помнят ритуалы, связанные с именем бога плодородия Пеко. Некоторые традиции сохранились до сих пор. Так, в день св. Онуфрия по поверью избавившего летом крестьян от града, в Малах представители народности сето собираются на праздник. А Кирмаш — народное гуляние завершает многие церковные праздники.
История сето в XX веке оказалась в значительной степени драматичной. Неоднократное изменение границ привело к разделению народа. Многие поселения на территории России опустели.
Совместное сотрудничество подвижницы культуры сето Татьяны Николаевны Огаревой, жителя деревни Сигово Николая Таппера и работников музея — заповедника «Изборск» позволило создать музей — усадьбу народности сето в деревне Сигово (Radaja) Паниковской волости Печорского района. В этой работе участвуют общественные и культурные организации сето: Печорское общество «Экос», Митковицкий и Паниковский фольклорные коллективы. Музей стал своеобразным звеном в цепи музеев сето в Вярска, Обинице и Саатсе (Эстония).
Музей размещается в подлинной усадьбе семьи Кюлаотс. Многие предметы еще несут в себе тепло рук владельцев усадьбы. Коллекции, представленные в музее являются плодом многолетней собирательной и исследовательской работы.
Посетив музейный комплекс, который состоит из музея — усадьбы и частной коллекции памяти представителей народности сето, покинувших эти места Т. Н. Огаревой, вы воочию сможете убедиться в гармоничном единении человека и природы, самобытности сетусской культуры, понять особенности и сложности процесса исторического развития народов приграничных земель.
Музей стал центром общения людей различных национальностей, дальнейшего изучения и сохранения культуры сето.
Первый в мире фильм на языке сету оказался на поверку кошмарной деревенской былью. Удивительно, но в погоне за сельским «реализмом» (в кавычках, потому что за давностью лет невозможно понять, что тут правда, а что – штампы) «Таарка» догнала и перегнала «Любовь земную», «Тени исчезают в полдень» и прочие безнадежно советские «Вечные зовы» с их захарами дерюгиными и манями поливановыми.
В фильме Айна Мяэотса жизнь знаменитой певуньи Таарки из деревни Хилана (1856-1933; в разных возрастах Таарку играют Инга Салуранд, Сийри Сисаск и Марье Метсур) неотделима от дикого, необузданного, темного пейзажа сетуской глубинки. Обитающие тут мужики глядят с прищуром, бабы – смотрят искоса. Если здесь занимаются любовью, то с такой удалью, что от голых тел валит пар. Если рожают, то орут так, что в окрестных лесах слышно. Если изменяют женам, то, почти не таясь, у ближайшего сарая, на виду у мимохожих детей, содрогаясь всем телом, рыча и закатывая глаза. Если насилуют, то под жутким ливнем, в грязи, и земля вокруг ходит ходуном. Если пьют, то по-черному, чтобы свалиться потом в загон со свиньями. Если поют, то зычно, раскатисто, звеня всеми своими нагрудными серебряными украшениями...
В этом жутком мире, напрочь лишенном государственных признаков (Российская ли Империя на дворе, Эстонская ли Республика – один черт), сету, финны и эстонцы понимают друг друга без напряга, переходя на русский, когда надо особенно смачно выругаться («Yob tvoyu mat! Ponyal?» – орет отец Таарки, почему-то обращаясь к жене в мужском роде) или спеть что-нибудь трогательное а-ля (да простит нас Киплинг) «мохнатый шмель – на душистый хмель». Впрочем, русский мат – это десерт, а не основное блюдо. В выражениях жители сетуских деревень не стесняются, и после «Таарки» лексикон русских зрителей рискует обогатиться такими душеполезными эстонскими словами, как «puts» и «lits». Красной нитью через фильм проходит тема, простите, мужского полового достоинства: яйца (ясень пень, не куриные) герои поминают часто и в самых разных контекстах. Это все – черты не народа сету, разумеется, но черты «темной деревни» вообще, и, например, в русских частушках похабства никак не меньше. Наверное, есть своя сермяжная правда в том, чтобы показать сетуское житье-бытье конца XIX – начала XX века без прикрас, с бранью, пьянью и любовью, шибко смахивающей на гон. Однако следует учесть и побочный эффект: от этого беспросветного мира зритель хочет сбежать куда глаза глядят. С точки зрения кинематографа «Таарка» – произведение искусства, но тем хуже для искусства: когда описываемая реальность настолько омерзительна, что начинает тошнить, тебе уже все равно, на сету говорят герои или на урду. Особенно это касается сцены, в которой станционный смотритель насилует дочь Таарки. Фильм, между прочим, не рекомендуется к просмотру детям до 12 лет, что означает, видимо, что детям 13-ти лет он в самый раз – при том, что от упомянутой сцены выворачивает и вполне взрослых людей. Шок – это по-нашему.
Местами фильм почти скатывается в лубок (наплевав на финский «сухой закон», Таарка поит президента Стольберга и маршала Маннергейма водкой). Местами, наоборот, восходит до иронического реализма. Вот в деревню прибывают финский фольклорист Армас Отто Вяйсянен и эстонская собирательница народных танцев Анна Раудкатс. Пока Вяйсянен спаивает сетуских мужиков, вручая им склянки с водкой (или чистым спиртом?) в обмен на фразу на языке сету, Раудкатс, прыгая от восторга, пытается постичь смысл местного народного танца. Беда в том, что мужики не могут сказать ничего путного, кроме того, что на прошлой неделе они ходили в баню, а у танца никакого особенного смысла нет – он сам себе смысл, средство и цель в одном флаконе. Цивилизации сталкиваются, обходится без жертв, фольклористы отделываются легким испугом.
По большей же части «Таарка» – реализм самый что ни на есть посконный и, повторим, страшный. Полунищая певунья при всем желании не могла сбежать из деревни, да и не стремилась она никуда: жила как живется, сходилась с кем хотела и где хотела, кое-как воспитывала детей, орала песни на свадьбах, пьянствовала вволю и так далее. Замечательно, что авторы «Таарки» воздерживаются от оценок; фильм являет собой, как говорят на Западе, slice of life, «кусок жизни», только вот – что это за жизнь? О чем кино – о сетуских народных напевах? Или все-таки о людях, которые жили по большей части беспутно и никчемно, так и не удосужившись создать семью или, на худой конец, посеять что-нибудь светлое, доброе, вечное?
Кроме песен, конечно. Но сплошная безнадега – она и с песнями безнадега.
В природе Сетумаа обитает черепаха На Сетумаа ученые обнаружили редкую для Эстонии картину – обитающую в природе черепаху. Речь идет о настоящей дикой болотной черепахе. В последний раз в Эстонии видели болотную черепаху ровно сто лет назад в Вырумаа на реке Пярли. Распространенным животным эта черепаха была в Эстонии после эпохи плейстоцена. Общеизвестно, что наоболее северные болотные черепахи Европы обитают сейчас в Литве и Белорусии. Живая болотная черепаха была обнаружена четырьмя историками еще в мае в Восточной Сетумаа в центральном течении реки Оптеки. «Возникло чувство, будто переместились во времени на тысячи лет назад, - описывает нашедший черепаху археолог Арвис Киристая, - Обнаружить в природе такую редкость – это что-то необыкновенное.» Палеозоолог Лебми Лыугас подтверждает, что болотная черепаха действиетельно редкий вид для природы Эстонии. «Эта находка говорит о потеплении климата, так как для него очень важна летняя средняя температура, чтобы он мог размножаться», - говорит Л. Лыугас. Болотная черепаха во время обнаружения карабкалась из норы в кочке, вероятно, желая погреться на весеннем солнце. Поскольку животное совершенно дикое, заметив людей, оно тут же втянуло тело в панцирь, и только после длительного ожидания снова подало признаки жизни. Животное было примерно 18 см в длину. По размеру панциря и узору на нем можно было предположить, что эта черепаха была, как минимум, десяти лет. Пол животного определить в ходе наблюдений не удалось. По предположению Лемби Лыугаса, животное попало в наши края с юга по рекам. «Не верится, что лишь одна особь добралась сюда, - говорит он, - черепаха обнаружена выбирающейся из норы, где могли быть ее яйца.» Больше болотных черепах археологи в окрестности реки Оптеки не обнаружили, но допускают, что для местных жителей это животное может быть обычным, поскольку оно обитает недалеко от тропинки рыбаков. В «Эстонской энциклопедии» отмечено, что невозможно восстановить популяцию этого вида в Эстонии.
Миграции сету в Эстонию оказались основным фактором динамики численности сету Печорского района во второй половине 20 века. Так, за период с 1945 по 1996 гг. общая численность сету в районе сократилась с 5,7 тыс. чел. до 720 чел., т.е. почти на 5 тыс.чел. При этом суммарная естественная убыль за это время составила всего 564 чел.[3]. То есть механическая убыль за весь период составила около 4,5 тыс.чел.
Миграционный отток сету из Печорского района в период с 1945 по 1959 гг. почти дос-тигал 100 чел. в год (см. табл.), а в 60-е гг. – уже 200 чел. в год. Очевидно, что причинами массового оттока сету в Эстонию в это время была и разница в материальном уровне жизни, и практика обучения сету в школах на эстонском языке. Однако в 70-е гг. отток сету из Печорского района стал замедляться, составив в среднем за год около 60 чел., а в 80-е гг. – чуть более 40 чел. В период с 1989 по 1996 гг. отток сету из Печорского района был минимальным – в среднем по 10 чел. в год.
Летом 1993 г., согласно результатам этногеографического исследования СПб.ун-та в Печорском районе, сету проживали в 78 населённых пунктах[2]. Спустя 6 лет сету удалось обнаружить лишь в 50 населённых пунктах. В пределах традиционного ареала расселения сету осталось только 3 деревни, где число сету превысило 10 человек. В 1993 г. таких поселений было 11, в т.ч. два из них насчитывали свыше 20 сету. Летом 1999 г. в этих двух поселениях было зафиксировано уже почти в два раза меньше сету – их численность уменьшилась с 26 до 11 чел. в Кошельках и с 21 до 12 чел. в Затрубье.
Из поселений, расположенных вне исконного ареала расселения сету, особенно следует отметить Подлесье, где число сету за прошедшие 6 лет даже увеличилось – с 22 до 25 чел. Однако в других поселениях, где сету являются «новосёлами» (Новоизборск, Паниковичи, Новые Бутырки, Машково и др.), их численность очень заметно уменьшилась.
Современная территория расселения сету в Печорском районе распадается на два ареала: северный и центральный (основной). Первый (северный) ареал расселения сету находится в Круппской волости и вытянут вдоль эстонской границы, но нигде не примыкает к Псковскому озеру. Здесь в 10 деревнях проживает немногим более 30 сету, в т.ч. две трети из них составляют женщины. Свыше половины местных сету старше 60 лет, ещё каждый пятый – старше 50 лет. Молодёжи здесь не осталось – дети и внуки сету живут в Эстонии. Все местные сету отмечают религиозные праздники, а для посещения православных церквей вынуждены пересекать государственную границу, т.к. ближайшие церкви находятся на территории Эстонии – в Вярске и Сатсери. Судя по результатам опроса, в деревнях Круппской волости осталась наиболее обрусевшая часть сету, остальные выехали в Эстонию. Половина проживающих здесь сету в быту использует русский язык (в сочетании с сету-языком).
То, что можно наблюдать сейчас в деревнях сету Круппской волости скорее всего по-вторится в основном ареале расселения сету в Печорском районе через 5-10 лет. Будущее Сетумаа видится так. Крайне малочисленное население обрусевших сету-пенсионеров, жи-вущих по 1-3 человека в удалённых от дорог деревеньках и не поддерживающих этнических контактов со своими соплеменниками по причине старости и относительной изолированности поселений.
Основной массив деревень и хуторов сету в Печорском районе тянется в юго-западном направлении от Нового Изборска до Паникович с небольшим ответвлением в сторону Печор. В течение XX века этот ареал постоянно сжимался, теряя поселения (по причине их обрусения) на западной и восточной окраинах.
В 90-е гг. стали обнаруживаться и внутренние разрывы, которые уже почти раскололи основной ареал расселения сету на три части: южную (Паниковскую), среднюю (между трассами Псков-Рига и Изборск-Печоры) и северную (до железной дороги Псков-Печоры). «Яд-ра» средней и северной частей основного ареала расселения сету приходятся на наиболее изолированные участки Печорского района – зоны стыка волостей: Паниковской, Печорской и Изборской, а также Печорской, Изборской и Новоизборской. Сету из южной части этнического ареала посещают Паниковскую церковь, средней части – Варварскую церковь и монастырь в Печорах, а также Паниковскую церковь, северной части – Мальскую церковь. В ос-новном ареале расселения сету чаще всего встречаются поселения, где живут от 3 до 6 сету. Хутора с 1-2 сету теперь встречаются всё реже.
Молодёжь сету сконцентрирована в Новом Изборске и Подлесье. Подлесье – поселение с рядом городских удобств, созданное почти в самом центре основного этнического ареала сету, и поэтому является местом притяжения мигрантов-сету, став альтернативой населённых пунктов Эстонии. Очень специфична возрастная структура сету, живущих в Подлесье. Сету в возрасте старше 60 лет составляют здесь только 12%, и такая же доля детей в возрасте до 5 лет. А люди в возрасте 20-49 лет составляют около половины проживающих в Подлесье сету. Русский язык называется здесь в качестве бытового (вместе с сету-языком) в два раза чаще, чем эстонский. Проживающие в Подлесье сету не планируют переезжать в Эстонию, что не типично для сету Печорского района в целом.
етом 1999 г. состоялась научная экспедиция в Печорском районе Псковской области (грант ПГПИ) с целью изучения современной социально-демографической ситуации в ареале расселения сету. Основными задачами исследования были следующие: 1) выявление изменений в ареале расселения сету, произошедших в 90-е гг.; 2) оценка фактора миграционной подвижности на динамику численности сету во второй половине XX в., и особенно в 90-е гг.; 3) этносоциальная характеристика поколений сету, позволяющая отследить изменение в эт-нокультурной ситуации в печорской части Сетумаа на протяжении всего XX в.
Согласно результатам этнодемографических исследований, проведённых учёными СПб.ун-та, в начале 1996 г. в Печорском районе проживало 720 сету, в т.ч. 570 – в сельской местности и 150 – в Печорах[1]. В период с 1996 по 1999 г. наблюдался значительный миграционный отток сету в Эстонию, достигший своего пика в 1998 г. Так, по оценкам местных властей, за 1998 г. численность сету уменьшилась примерно с 600 до 500 чел., т.е. на 100 чел. По сведениям хозяйки музея сету в д.Сигово (Татьяны Николаевны Огарёвой) только в Паниковской волости за этот год число сету сократилось на 51 чел.
В ходе этнодемографического исследования летом 1999 г. были получены списки сету, составленные в обществе ЭКОС («этнокультурное общество сето») по трём волостям района (Паниковской, Печорской и Новоизборской) и г.Печоры. Согласно официальным сведениям данные списки составлялись в конце 1998 г. (точнее, по состоянию на 1 декабря 1998 г.). С учётом дополнительных данных по двум другим волостям района (Изборской и Круппской), а также незначительных добавлений к спискам сету в трёх названных ранее волостях (в основном расширения списков за счёт детей сету), общая численность сету в сельской местности района была оценена примерно в 390 человек. Также лишь косвенно можно оценить количество сету, проживающих в райцентре. Доля сету в Печорах составляет около пятой час-ти всех сету района, т.е. примерно 110 чел. Таким образом, общая численность сету Печорского района к началу 1999 г. составляла около 500 чел., что совпадает с оценками местных властей.
